За окном робко занималась заря, окрашивая небосвод в нежные пастельные тона. Лучи восходящего солнца, словно золотые нити, проникали сквозь тонкие занавески, наполняя комнату мягким сиянием и теплом. В доме царила умиротворенная тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем старинных настенных часов. Внезапно, разрывая эту безмятежность подобно раскату грома, пронзительно зазвонил телефон. Резкий звук прорезал утреннюю тишину, предвещая бурю, готовую вот-вот разразиться в этой мирной обители.
– Алло, батя? – раздался в трубке взволнованный голос. – Я… я не вернусь…
– Что? Почему? – ошеломленно спросил отец.
– Я встретил здесь девушку… Свою будущую невесту.
– Какую еще невесту? Ты в своем уме? Она хотя бы верующая?
– Нет, и именно поэтому я не вернусь. Я знал, что ты будешь против, но это мой выбор!
– Сынок, неужели в нашей церкви нет достойных девушек? Даже если тебе никто не по душе, Господь непременно найдет тебе ту единственную, с которой ты сможешь пройти свой земной путь… Как же тебя угораздило?
– Бать, они все какие-то чересчур… правильные.
– А тебе что, неправильная жена нужна?
– Ну, зачем ты опять начинаешь? Я уже нашел свою вторую половинку! Ты можешь хотя бы попытаться порадоваться за меня, вместо того чтобы упрекать? Дай мне хоть раз в жизни поступить по-своему! Это моя жизнь, мне и решать. Вы и так уже все решили за меня. Вы выбрали веру, решили, где буду учиться, с кем буду дружить, даже то, что есть, пить и как одеваться… Это все ваш с мамой выбор! Теперь позволь мне сделать что-то самому!
– Что ж, я не могу тебя заставить… Смотри сам.

Шли годы. Солнце, как и прежде, поднималось каждое утро, но его свет уже не казался таким ярким, а утренняя тишина – такой безмятежной. Старые часы на стене все так же отсчитывали время, неумолимо отмеряя минуты и часы, дни и годы разлуки. И вот однажды телефонный звонок вновь нарушил привычный ход вещей. Звук был хриплым, прерывистым, словно доносился из самого эпицентра бушующего урагана.
– Батя… – прошептал едва различимый сквозь помехи голос. – Это я…
– Ну, здравствуй, сын. Давно не слышал тебя. Сколько лет прошло с тех пор, как ты ушел?
– Не знаю… Семь? … Неважно… Послушай… Нас всех закрыли в школе, держат на дне пустого бассейна, как зараженных. Каждое утро выдают дырявый костюм химзащиты и отправляют вручную разгребать завалы на улицах. А они же радиоактивные! Бать, кажется, это конец…
– Сын, а как твоя жена?
– Кто? Мила? Она сбежала… еще до ядерного удара. Да она и не была мне настоящей женой… Как-то не сложилось. Это все в прошлом. Ты скажи, что мне теперь делать?
– А что ты можешь сделать, сынок? Ты выбрал жизнь под опекой государства, значит, должен служить ему, и делать, что тебе говорят, даже если это будет стоить тебе жизни. К тому же, под завалами могут быть люди, которые, в отличие от тебя, еще нуждаются в Боге…
– Ну, пап, я серьезно…
– И я серьезно! Почему ты сейчас там, а не здесь? Был бы с Богом, все сложилось бы иначе…
– Не начинай снова… Зачем ворошить прошлое? Это был мой выбор!
– И ты этим гордишься? … Ну, раз это твой выбор, живи с ним.

В атласном сиянии небес, под раскаленным солнечным диском, который словно воздвигал непроницаемую стену между землей и облаками, сквозь бескрайнюю пустыню шел Моисей. Его стопы возделывали мягкий, золотой песок, оставляя след — прямо навстречу судьбе, которая ждала его на родине. Ведомый голосом Всевышнего, пророк возвращался в Египет, где его народ угнетали оковы рабства. Но люди, потерявшие надежду и ослепленные пылью повседневности, как и прежде, не узнали в простом страннике своего избавителя.

С радостью от долгожданной встречи, вдохновленный ожиданием больших перемен, Моисей подошел к ним с вопросом:
– Ну, как вы, дорогие? Как дела? Как вы живете?
Среди пыли и рабочего шума ответили ему:
– Да, ничего, потихоньку, работаем… По четвергам у нас рыба, которую едим даром. Всегда в рационе лук, чеснок, огурцы и дыни – все есть, не жалуемся… Работа правда тяжелая, но этого требуют огромные масштабы проектов фараона. Ничего, справляемся…
– А я слышал, вы вопиете к Богу об избавлении…?
Лицом к лицу со своей болью, но ведомые привычной колеей, они признали:
– Да, знаешь, бывает навалится депрессия… Но потом выйдешь к вечернему Нилу, услышишь за рекой дворцовую музыку, погрызешь огурчика, да еще с лучком, и отляжет… Одним словом, всякое бывает, но мы стараемся концентрироваться на приятных моментах и сохранять позитивный настрой!
– Да, что вы все о еде?! Вы мечтали когда-нибудь о свободе? О том, чтобы служить Богу, быть центром Его замыслов, являться избранным Его народом?!
Оправдывая свои цепи, они отвечали:
– А мы и так избранный народ. И не важно, где мы живем – здесь, в Египте, мы тоже служим Богу, как можем. Ну, конечно, приносить жертвы нам тут никто не позволит… но мы и сами этого не хотим, мы же не язычники какие-то…
Наступила пауза. Моисей, обескураженный слепой резистентностью своих собратьев, с печалью вздохнул:
– А-а-а… Понятно… Ну, ладно тогда, не буду вас отвлекать от дел.

И на следующий же день они увидели его снова, на восходе солнца, когда навьючивал ослика:
– Моисей, уже уходишь?
Моисей, полный противоречивых чувств, ответил:
– Ну, да… Вот, собираюсь.
Те не поняли:
– Так скоро? А зачем приходил?
Моисей, оцепеневший перед столь упрямым неверием:
– Да, вот, Господь послал меня избавить вас из Египетского рабства, но, услышав ваши слова, решил повременить…

В уютной маленькой церкви, где тишина нарушалась лишь шелестом страниц Библии, к пастору подошел пожилой прихожанин. В его глазах читалась печаль, а морщинистое лицо выражало беспокойство. Он начал свой рассказ о неожиданной беде: его верный пес, увлеченный игрой, неуклюже прыгнул за мячиком и, к несчастью, задел стоящий на тумбе телевизор, превратив его в груду обломков.
«Пастор,» – обратился он к духовному наставнику, – «вы в своей проповеди говорили, что всё в нашей жизни происходит по воле Божьей. Так объясните тогда мне, почему это случилось?»
Пастор, стремясь разобраться в ситуации, осторожно спросил: «Расскажите, а как мяч оказался рядом с телевизором?»
Мужчина вздохнул и объяснил: «Мой внук приезжал на выходные. Мы собирались на прогулку, но внезапно хлынул дождь, и пришлось остаться дома. Игрушек у меня немного, только мячик, которым внук и развлекался. Вы думаете, я плохо присматриваю за детьми? Внук редко меня навещает, и я не хочу, чтобы он проводил это время, стоя по стойке «Смирно». Но это не значит, что я позволяю ему всё. Я слежу за ним и ограничиваю его шалости. Просто в этот раз мяч неудачно отскочил и полетел не туда… Я был там – все это вышло случайно. А вы говорите, что случайностей не бывает, что за всем стоит Бог. Теперь я не смогу смотреть новости, прогноз погоды, полезные передачи… Если все это произошло по воле Бога, то за что Он меня наказывает?»
Пастор задумался. Он понимал, что просто наблюдать за ребенком недостаточно. Дети нуждаются в воспитании и руководстве. Их нельзя предоставлять самим себе, изредка поглядывая через плечо. Детей нужно вести, занимать и направлять – организовывать их досуг, привлекать к труду, давать развивающие задания, участвовать в их играх. Очевидно, дедушка этого не делал. Одним глазом он приглядывал за внуком, пока другой был прикован к телевизору. При этом последствия инцидента напрямую затронули просмотр телепередач, а не внука. Соответственно и причину происшедшего нужно было искать в телевизоре, из-за которого страдало воспитание ребенка.
«А что вы смотрите, кроме новостей и образовательных программ?» – осторожно спросил пастор. «Может, ваш взгляд падает на демонстрируемую этим миром грязь?»
«Не скрою,» – признался мужчина, – «иногда меня увлекают сериалы и постыдные подробности из сводок, которые лучше бы не знать. Но я борюсь с этим и стараюсь не задерживаться на таких программах. Телевизор тут ни при чем, при желании много грязи можно найти и в реальном мире.»
«Конечно,» – согласился пастор, – «не важно, где человек проявляет слабость – перед экраном или в отношениях с людьми. Но нужно понимать, что каждое действие имеет последствия.»
«Тогда почему это произошло именно сейчас?» – не унимался мужчина. – « Ведь и раньше я мог незаметно для себя сорваться в бесконтрольное рандеву по телевизионным каналам. Вы верно назвали это слабостью, и я этим не горжусь…»
«А давно вы раскаивались в этом?» – проницательно посмотрел на него пастор.
Мужчина задумался…
После паузы пастор продолжил: «Человек меняется, совершая ошибки, только когда мучается от содеянного. Отсутствие сожаления говорит о том, что его непристойное поведение стало для него нормой. И он будет только деградировать, если останется без наказания.»

«Недавний геомагнитный шторм необычайной силы, спровоцированный солнечными вспышками, проник до самого сердца морских глубин Земли, сотрясая основы нашей планеты. Группа ученых из канадского проекта Ocean Networks Canada, функционирующего под эгидой Университета Виктории, с тревогой сообщает о своих находках.
Подводные обсерватории ONC, разбросанные по побережьям Канады, фиксировали необычные искажения магнитного поля Земли на предельной глубине в 2,7 километра.
Удивительное открытие было сделано на подводной станции Folger Passage, являющейся частью системы кабельных обсерваторий ONC NEPTUNE, размещенных возле острова Ванкувер. Там наблюдались качания компаса от +30 до -30 градусов. По мнению ученых это может стать предвестником катастрофических изменений в магнитной оболочке Земли.
Какие именно последствия эти колебания могут повлечь за собой в долгосрочной перспективе? Этот вопрос висит в воздухе тяжелым грузом неизбежности и тревоги за будущее нашей планеты.»
– Ну, так что вы скажете, доктор Ларсен… – смеясь, произнес Максим, откладывая в сторону планшет со сводками планеты, – Выходит, человечество движется по библейскому сценарию?! Как там, не помню дословно – войны, голод, землетрясения по местам? – его лицо расплылось в широкой улыбке, бровь озорно была поднята вверх, прищуренные глаза сияли от восторга.
– Да, не думал, что это произойдет так скоро… – задумчиво произнес док, нахмурив сморщенный лоб. В его взгляде отразилась тревога, когда он пытался осмыслить свалившуюся на него информацию.
– Ребята, вы о чем?! – с недоумением вмешалась Надежда, взмахом руки отбрасывая прядь волос со лба. – Какой еще библейский сценарий? О каких землетрясениях речь? – Она вопросительно всплеснула руками и впилась настороженным взглядом в Ларсена.

Собрались как-то голова, руки и ноги в лес по грибы да по ягоды. За ними увязался и хвост. Зашли в лес. Голова – смотрит, руки – собирают, ноги – ходят. Один лишь хвост плетется, да за кусты цепляется и репьи на себя собирает. И только спорит с остальными о том, как лучше.  И тут повстречалось им на пути большое лесное чудище. Голова закричала, руки замахали, ноги побежали, и хвост – вприпрыжку за ними. И все вместе спрятались от чудища в узкую нору. Сидят в темноте, пережидают. Высунулся тут хвост узнать – не ушло ли чудище. А чудище хвать за хвост, и вытащило из норы всех четверых. Хвост выплюнуло, а остальных проглотило. Поэтому, кода идете в лес, берите только ноги, руки и голову, а все хвосты оставляйте дома.

Антон родился, можно сказать, на стыке двух эпох – в год распада СССР. Его отец, Алексей, был военным, служил на флоте и дослужился до полковника военных морских сил. В то время это очень ценилось, хотя жизнь Антона была не сладкой. Из-за работы отца им часто приходилось переезжать с места на место по заданию от командования. Это налагало определенные ограничения на жизнь Антона: он не мог распространяться о жизни своих родных, не мог иметь друзей или близкие отношения с кем-либо.

В Петропавловске-Камчатском они оказались по заданию, как и во всех предыдущих городах. Только теперь  это был их последний пункт назначения, но об этом еще никто не знал.

Алексей, как и всегда, ушел в море на рассвете. Но в этот раз уже не вернулся. Когда пришел генерал-майор, навестить вдову, Татьяна, мать Антона, сразу все поняла. Как и положено жене офицера, она держалась стойко, ровно до того момента, пока генерал не вышел за порог их квартиры. Затем Антон услышал тяжкий вздох и всхлипы. Его мать недолго оплакивала отца – не потому, что не любила, а потому, что это было в ее характере – стойкость и твердость. Ей сказали, что Алексей пропал при загадочных обстоятельствах – тело так и не нашли. Похороны прошли с пустым гробом, с почестями, как и положено для советского офицера.

Антон остался без отца в возрасте десяти лет. С этого момента его жизнь коренным образом изменилась.