За окном робко занималась заря, окрашивая небосвод в нежные пастельные тона. Лучи восходящего солнца, словно золотые нити, проникали сквозь тонкие занавески, наполняя комнату мягким сиянием и теплом. В доме царила умиротворенная тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем старинных настенных часов. Внезапно, разрывая эту безмятежность подобно раскату грома, пронзительно зазвонил телефон. Резкий звук прорезал утреннюю тишину, предвещая бурю, готовую вот-вот разразиться в этой мирной обители.
– Алло, батя? – раздался в трубке взволнованный голос. – Я… я не вернусь…
– Что? Почему? – ошеломленно спросил отец.
– Я встретил здесь девушку… Свою будущую невесту.
– Какую еще невесту? Ты в своем уме? Она хотя бы верующая?
– Нет, и именно поэтому я не вернусь. Я знал, что ты будешь против, но это мой выбор!
– Сынок, неужели в нашей церкви нет достойных девушек? Даже если тебе никто не по душе, Господь непременно найдет тебе ту единственную, с которой ты сможешь пройти свой земной путь… Как же тебя угораздило?
– Бать, они все какие-то чересчур… правильные.
– А тебе что, неправильная жена нужна?
– Ну, зачем ты опять начинаешь? Я уже нашел свою вторую половинку! Ты можешь хотя бы попытаться порадоваться за меня, вместо того чтобы упрекать? Дай мне хоть раз в жизни поступить по-своему! Это моя жизнь, мне и решать. Вы и так уже все решили за меня. Вы выбрали веру, решили, где буду учиться, с кем буду дружить, даже то, что есть, пить и как одеваться… Это все ваш с мамой выбор! Теперь позволь мне сделать что-то самому!
– Что ж, я не могу тебя заставить… Смотри сам.

Шли годы. Солнце, как и прежде, поднималось каждое утро, но его свет уже не казался таким ярким, а утренняя тишина – такой безмятежной. Старые часы на стене все так же отсчитывали время, неумолимо отмеряя минуты и часы, дни и годы разлуки. И вот однажды телефонный звонок вновь нарушил привычный ход вещей. Звук был хриплым, прерывистым, словно доносился из самого эпицентра бушующего урагана.
– Батя… – прошептал едва различимый сквозь помехи голос. – Это я…
– Ну, здравствуй, сын. Давно не слышал тебя. Сколько лет прошло с тех пор, как ты ушел?
– Не знаю… Семь? … Неважно… Послушай… Нас всех закрыли в школе, держат на дне пустого бассейна, как зараженных. Каждое утро выдают дырявый костюм химзащиты и отправляют вручную разгребать завалы на улицах. А они же радиоактивные! Бать, кажется, это конец…
– Сын, а как твоя жена?
– Кто? Мила? Она сбежала… еще до ядерного удара. Да она и не была мне настоящей женой… Как-то не сложилось. Это все в прошлом. Ты скажи, что мне теперь делать?
– А что ты можешь сделать, сынок? Ты выбрал жизнь под опекой государства, значит, должен служить ему, и делать, что тебе говорят, даже если это будет стоить тебе жизни. К тому же, под завалами могут быть люди, которые, в отличие от тебя, еще нуждаются в Боге…
– Ну, пап, я серьезно…
– И я серьезно! Почему ты сейчас там, а не здесь? Был бы с Богом, все сложилось бы иначе…
– Не начинай снова… Зачем ворошить прошлое? Это был мой выбор!
– И ты этим гордишься? … Ну, раз это твой выбор, живи с ним.

В атласном сиянии небес, под раскаленным солнечным диском, который словно воздвигал непроницаемую стену между землей и облаками, сквозь бескрайнюю пустыню шел Моисей. Его стопы возделывали мягкий, золотой песок, оставляя след — прямо навстречу судьбе, которая ждала его на родине. Ведомый голосом Всевышнего, пророк возвращался в Египет, где его народ угнетали оковы рабства. Но люди, потерявшие надежду и ослепленные пылью повседневности, как и прежде, не узнали в простом страннике своего избавителя.

С радостью от долгожданной встречи, вдохновленный ожиданием больших перемен, Моисей подошел к ним с вопросом:
– Ну, как вы, дорогие? Как дела? Как вы живете?
Среди пыли и рабочего шума ответили ему:
– Да, ничего, потихоньку, работаем… По четвергам у нас рыба, которую едим даром. Всегда в рационе лук, чеснок, огурцы и дыни – все есть, не жалуемся… Работа правда тяжелая, но этого требуют огромные масштабы проектов фараона. Ничего, справляемся…
– А я слышал, вы вопиете к Богу об избавлении…?
Лицом к лицу со своей болью, но ведомые привычной колеей, они признали:
– Да, знаешь, бывает навалится депрессия… Но потом выйдешь к вечернему Нилу, услышишь за рекой дворцовую музыку, погрызешь огурчика, да еще с лучком, и отляжет… Одним словом, всякое бывает, но мы стараемся концентрироваться на приятных моментах и сохранять позитивный настрой!
– Да, что вы все о еде?! Вы мечтали когда-нибудь о свободе? О том, чтобы служить Богу, быть центром Его замыслов, являться избранным Его народом?!
Оправдывая свои цепи, они отвечали:
– А мы и так избранный народ. И не важно, где мы живем – здесь, в Египте, мы тоже служим Богу, как можем. Ну, конечно, приносить жертвы нам тут никто не позволит… но мы и сами этого не хотим, мы же не язычники какие-то…
Наступила пауза. Моисей, обескураженный слепой резистентностью своих собратьев, с печалью вздохнул:
– А-а-а… Понятно… Ну, ладно тогда, не буду вас отвлекать от дел.

И на следующий же день они увидели его снова, на восходе солнца, когда навьючивал ослика:
– Моисей, уже уходишь?
Моисей, полный противоречивых чувств, ответил:
– Ну, да… Вот, собираюсь.
Те не поняли:
– Так скоро? А зачем приходил?
Моисей, оцепеневший перед столь упрямым неверием:
– Да, вот, Господь послал меня избавить вас из Египетского рабства, но, услышав ваши слова, решил повременить…